Возрождение - Страница 31

Путь к рубке занял не менее семи часов - так Слава определил для себя. Два раза он присаживался гасил голод копчёным мясом и лепёшками, запивая их водой из фляги - он взял несколько фляг. Если без еды Слава мог продержаться долго, то без питья…

Войдя в рубку, облегчённо вздохнул - всё было как прежде - кресло с углублениями для ладоней, погасшие старинные экраны… вот только воздух, пожалуй, был гораздо менее пригодным для дыхания. Чем того, в первый раз, когда он сел в это странное кресло.

Слава отнёс вещмешок на возвышение к экранам, положил его на пол, и пошёл к креслу. Остановился. Подумал, и захватил мешок с собой - вдруг у него не будет возможности встать с кресла, надо положить воду и мясо поближе, чтобы дотянуться.

Он уселся в кресло, положил руки в углубления и замер, отключив все мысли, все желания - кроме одного - установить контакт. Тишина… мёртвая тишина. Ни отклика, ни сигнала, ничего. Он долго сидел в кресле, пытаясь нащупать контакт, но не мог. Прошло часа два, не меньше, когда Слава устало сошёл с кресла и подняв мешок с едой, пошёл к возвышению возле экранов. Так он сел, нехотя пожевал свою нехитрую снедь, допил половинку фляги и бросил её на пол. Потом лёг, подложив мешок под голову, и замер.

Что делать? Ну что, что делать? От отчаяния у него перехватило горло, и он выругал себя самыми грязными словами, которые знал, за то, что уничтожил величайшее достижение цивилизации - живой корабль! И не просто живой корабль, а доверившийся ему, как будто он убил своего верного пса, ожидающего от хозяина только добра, только радости… а он ему ножом по горлу.

От этих мыслей просто подкатывали слёзы, и Слава чуть не завыл в голос, приговаривая вслух:

- Дурак! Дурак! Дурак!

Потом успокоился, и видимо подействовала сегодняшняя усталость - он уснул.

Ему снились сны - они были тревожными, страшными, почти кошмарами - он горел, ему было больно, страшно, и его Посланник повёл себя странно, не заботясь о его благополучии, а как будто бы стараясь его уничтожить. Ему было больно и горько, и чтобы забыться, он уснул…

Слава проснулся, глотая воздух - грудь его ходила ходуном, а на теле выступил холодный пот. Каким-то чудом, во сне, он соединился с Шаргионом, и видел его сны! Тот спал, или находился в состоянии, среднем между комой и сном. Но он был жив, и Славу в самую глубину сердца поразили его мысли о Посланнике-предателе, пославшем его на смерть. Эти мысли были сродни мыслям ребёнка - ведь тот не понимает, что родители ведут его на укол к докторам для того, чтобы он был весёлым и здоровым, а не для того, чтобы причинить боль. А ведь Шаргион на самом деле, в некотором роде, находился на социальном уровне развития маленького ребёнка, или очень развитого животного, а никак не на уровне человека, которому можно объяснить политическое устройство цивилизации, или рассказать, почему нужно было прорываться через ряды линкоров, сжигая свою кожу.

Слава сел, позавтракал - он проспал несколько часов, пролетевших во сне, как минута. Он определил время сна по своему чувству времени, заложенному природой в мозг, и по тому, что он сильно хотел есть, хотя перед сном плотно покушал.

Снова подошёл к креслу, сел в него, и задумался - ну как, как усилить контакт с кораблём? Когда он спал, то касался его пола большей поверхностью кожи, может это дало свой эффект?

Слава бросил мешок рядом с креслом, и вдруг его осенила одна мысль - он подтянул мешок к себе, развязал его, и достал небольшой стальной нож, которым нарезал мясо для еды.

Задумался, и замер, набираясь сил и решимости, а потом резко, несколько раз провёл ножом вдоль ладони левой руки до запястья, прорезая до самой кости. Ему было больно, но терпимо - другой человек на его месте потерял бы сознание, он лишь зашипел и выругался, наблюдая, как из руки потекли ручейки крови. Порог болевой чувствительности у него был выше, чем у обычного человека, потому он и мог терпеть эту боль.

Перехватив нож левой рукой, он проделал то же самое и с правой, чувствуя даже какое-то извращённое мстительное удовлетворение, как будто наказывал себя - на тебе, на! За то, что ты сделал с кораблём! За то, что ты допустил убийство Леры! За то, что… в общем, за всё 'хорошее'!

Скривившись, Слава опустил истекающие кровью ладони в углубления кресла, сразу наполнившиеся кровью так, что кисти рук скрылись в тёмных, горячих лужах.

Его как будто прошибло током, и он чуть не потерял сознание. Находясь в полубессознательном состоянии, он не видел, как из подлокотников кресла в его открытые раны вошли тонкие нити плоти Шаргиона, соединившиеся с его нервными окончаниями, с его телом, как будто он стал придатком корабля.

А он и стал придатком корабля - его мозгом, его центром управления, его последней надеждой. Слава не знал, что когда выращивали Шаргион, то оператор, который это делал, соединялся с кораблём именно таким образом, подсоединяясь напрямую ко всем его функциям, уча его, как надо действовать в тех или иных ситуациях. Став мозгом корабля.

Возможно, что Слава, когда псионически связывался с кораблём, как-то уловил эту информацию, а может просто интуитивно почувствовал - вот так надо сделать! Так, а не иначе! Система восстановления Шаргиона была жива. И она ждала чего-то подобного. Скорее всего, Шаргион был не первым, и не последним кораблём, впадавшим в подобную 'спячку, и его хозяева не могли ждать, когда он из неё выйдет - может это вообще продлится сотню тысяч лет? Поэтому и существовал такой способ пробуждения. Опытный оператор, умеющий работать с живыми кораблями, обученный и тренированный, мог подключиться к кораблю без ущерба своему здоровью, и без ущерба своей личности. Но Слава не был обученным, опытным и тренированным. Всё, что он хотел - подсоединиться к кораблю, чего бы это ему ни стоило, и когда он этого добился, то просто стал Шаргионом. Вернее - их стало двое в одном теле, как Хагра и Лера, например. Вот только девушки были в сознании, могли общаться, а Слава с Шаргионом не мог.